В общем, прочитал "Впусти меня". (Автор — Юн Айвиде Линдквист, расовый швед, первое издание — 2004 год). Русский перевод названия не очень хорош; в шведском оригинале книжка называлась "Впусти, кого следует". Смысл ощутимо другой.
Что можно сказать?
В книге неоднократно упоминается Достоевский. И я вот о чём подумал. Достоевский мог бы такое написать, если бы:
а) Жил в наше время;
б) Не имел бы эпилептоидной акцентуации характера;
в) Был бы "мистическим писателем";
г) И был бы шведом.
Я ничего не знаю о шведской ментальности, но почему-то считаю: только швед мог бы написать роман, в центре которого стоит кастрированный мальчик-вампир, а прислуживает ему (режет глотки и сцеживает кровь) педофил средних лет. Каковой потом ещё и превращается в зомби с вечным стояком.
(Что, говорите? "Японцы тоже"? Н-ну, может быть...)
А со всем остальным (школьный буллинг, алкоголизм, токсикомания, патологический шоплифтинг и прочее) вполне мог бы справиться кто угодно. Первый автор, приходящий на ум, конечно же, Степан наш Королёв. Отсылок к нему также довольно много, а сцена загрызания вампира кошками и вовсе позаимствована из "Тёмной половины" (разве что там был не вампир).
Что же тогда общего с Достоевским? А то, что все герои "Впусти меня" несчастны. Каждый по-своему. И вампиры тоже. Причём, что интересно, никто особого сочувствия не вызывает. По-настоящему симпатичных героев, которым сопереживаешь, там в общем-то и нет.
Вы спросите: какую роль играют пункты а) и б)? Ответ: "Впусти меня" читается непередаваемо легче, чем проза Фёдора Михайловича. Об эпилептоидности, вероятно, говорить ни к чему. А печать нашего времени лучше всего описал брандмейстер Битти — "экстракт из пересказа пересказов". Героев много, событий тоже, но повествование идёт очень динамично. Скучать не дадут.
И вся эта динамика хорошо сочетается с общей унылостью и безнадёжностью. Вампиры одиноки. А почему? Их мало. Часто гибнут. А отчего? Самая распространённая причина — самоубийство.
И это весьма оригинальная и вполне логичная находка; я говорю безо всякой иронии. Некоторые успешно устают от жизни уже годам к тридцати. А вечная жизнь, да ещё довольно нервная — это ж вообще.
Главный недостаток книги, как и обычно — всё тот же непроработанный лор. Самый простой пример: вампир должен питаться ежесуточно, причём непременно убивать свою добычу. Иначе обращение неизбежно. Понятно, что с такими замашками любой вампир гарцевать будет недолго. И очень мало кто из окружающих будет считать, что кровососов не бывает. Хотя такие обязательно найдутся. Из них ещё получаются отличные ковид-диссиденты, но это уже совсем другая тема.
А так ничего. Духовно не обогащает, но и потраченного времени особо не жаль.
Попутно узнал, что в русском языке, оказывается, есть слово "котерия". Я не встречал его в жизни ни разу, но оно приведено в словаре Ушакова. Стало быть, когда будем писать о вампирских coteries, так и переведём.
И ещё. В книге есть то, что я считаю мощнейшим нестрельнувшим ружьём. Действие происходит в 1981 году. И именно в тот момент, когда на весь мир прогремел "Шведский Комсомолец". В романе об этом упомянули раза три, не меньше. Герои (как и в жизни) опасаются, что у "Комсомольца" на борту могло было быть ядерное оружие.
Ну, подумаешь — пара торпед со спецБЧ, в лучшем случае. А вот если бы оттуда полезли русские вампиры-подводники и зомби с вечным стояком, Швеция уже никогда не стала бы прежней.
Что ж, теперь надо кино смотреть. Шведскую картину мне отрекламировали, как фильм с такой атмосферой, что ложка стоит, если воткнуть. А американский римейк очень хвалил вышеупомянутый Степан Королёв. Будет, чем ночью заняться.
Да и про среднюю полосу надо закончить.
Journal information