a_lamtyugov

Вот так МОЖЕТ выглядеть часть текста на тему КККЛВМ.



– Прямо, третья площадка слева, сэр, – сказал рядовой.
Он говорил с сильным акцентом, по всей видимости, практиковаться в английском начал недавно.
«Совсем зеленый» – подумал Рейнольдс.
Он подхватил сумку и вышел на поле. Необходимости в указаниях не было: темно-серую глыбу «Славы» Рейнольдс увидел сразу же. Такие корабли всегда смотрятся очень внушительно. Хоть на земле, хоть в космосе.
Он закинул сумку на плечо и свернул к кораблю. Стояла абсолютная тишина. Крейсер казался мертвым. Рейнольдс заметил несколько толстых кабелей и шлангов, выбегавших из колодцев и исчезавших в каких-то незаметных корпусных люках. Четыре реактора «Славы» были заглушены; сейчас она получала энергию, воду и многое другое от мощного комплекса обеспечения космодрома, а ее компьютеры вели стремительный и непрерывный разговор с компьютерами базы.
Рейнольдс остановился перед аппарелью и поудобнее перехватил сумку. У люка не было ни души, но это его не обманывало; он знал, что сейчас сразу несколько систем идентифицируют его личность и решают, что с ним делать дальше. А если вдруг его действия окажутся расцененными, как агрессивные, то из скрытых амбразур по нему ударят как минимум два пулемета.
Рейнольдс посмотрел на часы. Он не опоздал, и даже напротив – пришел немножко раньше, чем нужно.
Для приличия он постоял немного, а потом сделал шаг на аппарель, над которой тускло поблескивала надпись золотом: «Слава» – по-английски и славянской вязью.
«Заодно выучу кириллицу» – решил Рейнольдс. – «Это не может быть очень уж сложно. Не иероглифы, в конце концов».
В шлюзовой камере его, естественно, уже ждали.
– Второй лейтенант Бартоломью Терренс Рейнольдс?
– Да, сэр.
– Первый лейтенант Александр Столбов. Идемте, командир ждет. Вещи вы оставите в своей каюте, по дороге.
«Он сказал «командир», а не «капитан» – подумал Рейнольдс. – «Правильно. Русские называют их «командирами», но это относится только к военным кораблям, или вообще ко всем? Не помню.»
Пройдя несколько десятков метров по коридору, они остановились перед тяжелой броневой дверью. За ней – Рейнольдс это знал – будет еще одна небольшая шлюзовая камера, ну, а за камерой… за камерой будет то, о чем говорила бронзовая табличка, уже прикрепленная к двери:

«Помощник командира корабля, второй лейтенант Б. Т. Рейнольдс»

«И это все про меня» – подумал он. – «Впечатляет, ничего не скажешь».
Дверь за ними закрылась словно нехотя, что и неудивительно, если учесть, сколько она весила. Потом так же медленно отъехала в сторону вторая.
Рейнольдс уже знал, что здесь увидит. Довольно просторное помещение; на переборках – обои, рисунок которых он мог выбирать сам, из нескольких тысяч доступных. Кровать (нет, койкой это никак не назовешь, это кровать). Два кресла у журнального стола. Дверь в личный санузел.
А у стены – здоровый терминал сразу с несколькими экранами.
Отсюда можно было управлять всем крейсером. Или, если быть точным, отдавать приказы множеству компьютерных систем, которые действительно им управляли. Базовый экипаж «Славы» состоял из четырех человек и такая каюта была у каждого – они были разбросаны по кораблю так, чтобы находиться подальше друг от друга. Экипажу вовсе не надо было собираться в одном месте по боевой тревоге; более того, это строго запрещалось. Теоретически, если три четверти «Славы» превратятся в груду металлолома, но оставшаяся четверть будет содержать в себе живого человека, то этот человек сумеет отвести корабль домой. Разумеется, при условии, что будет энергия и не откажут двигатели.
Все это делалось с помощью одного объемного экрана. Три других были нужны просто для того, чтобы видеть своих коллег. Без этого в бою ощущение изоляции, отрезанности слишком сильно давило бы на психику.
Столбов стоял у двери, терпеливо ожидая, пока Рейнольдс осмотрит свое новое жилище. Заставлять командира ждать было совершенно ни к чему, поэтому лейтенант бросил свою сумку на кровать и они двинулись к выходу.
Командир был в кают-компании. Должно же быть место, где могут собраться все – просто чтобы нормально поговорить друг с другом. Без этого ты быстро свихнешься…
Длинный коридор, потом налево и по трапу наверх.
Коридор был довольно широким. На кораблях русской постройки обитаемость была, как правило, похуже, но на крейсера это не распространялось. Крейсер – это мощнейшие реакторы, масса различных очень громоздких систем и, разумеется, целый арсенал всевозможного оружия. Когда ты, проектируя корабль, пытаешься вписать в него все это, то с удивлением замечаешь, что он начинает распухать, как на дрожжах; размеры растут и когда эскизный проект все же появляется на свет, то выясняется, что в нем оказалось довольно много пустых мест, от которых невозможно отделаться. Приходится придумывать, чем их заполнить. На некоторых тяжелых боевых кораблях действительно есть бассейны. Их, правда, редко используют по назначению. Чаще забивают пакетами с провиантом.
А вот и дверь. Просторно, и даже очень. Кают-компания выглядела как положено: дерево и кожа. Точнее, это выглядело как дерево и кожа. Рейнольдс знал, что поджечь красивые стенные панели можно разве что струей плазматрона.
На переборке слева висел длинный ряд картин в золоченых рамках. Ну ладно, главное сейчас не это.
За столом сидели два человека в рабочей форме. Один из них курил, дымящаяся сигарета второго лежала в хрустальной пепельнице. Сначала Рейнольдс хотел обратиться к тому, кто постарше, но в этот момент увидел на груди другого нашивку «командир».
Впрочем, доложиться по форме ему все равно не дали.
– Ну что ж, – сказал второй, поднимаясь с места. – Похоже, все мы в сборе. Второй лейтненант Бартоломью Терренс Рейнольдс?
– Да, сэр.
– Майор Алексей Шестаков, командир «Славы». Ну, с первым лейтенантом Столбовым вы уже знакомы. Бортинженер, капитан Фридрих Мертен.
– Добро пожаловать на борт, второй лейтенант.
Шестаков и Столбов говорили по-английски абсолютно свободно, а вот Мертен – с легким немецким акцентом. Возможно, он подчеркивал его специально? Рейнольдс не знал.
Какое-то время они смотрели друг на друга. Шестаков определенно был слишком молод. Командир крейсера в звании подполковника – это уже достижение. Но майор? Либо его назначили на эту должность по каким-то политическим причинам, либо у него была очень сильная «лапа» наверху, либо… либо Рейнольдс попал к одному из лучших командиров на всем флоте. Последний вариант, естественно, предпочтительнее.
Шестаков заговорил вновь:
– Как вы уже знаете, лейтенант Рейнольдс, мы проведем на космодроме еще десять суток. Потом старт и патруль. Я разрешаю вам провести эти десять суток так, как вы сами сочтете нужным. Все, что я требую на данный момент – чтобы к старту, седьмого июля, вы были на борту. Понятно?
– Так точно, сэр, – ответил Рейнольдс.
Это элементарная проверка. Даже традиционная. Целых три человека вполне могут обойтись и без него. Даже в космосе, не то что на Земле. А вот посмотреть, какое занятие выберет для себя их новое приобретение – это интересно. Самый длинный минус можно получить, если решишь сходить в какой-нибудь кабак. Одного раза вполне достаточно.
– Лейтенант Столбов!
– Да, сэр.
– Ознакомьте лейтенанта Рейнольдса с кораблем, – по всей видимости, Шестаков решил официальную часть знакомства на этом и закончить. Что ж, в общем правильно. Досье Рейнольдса он все равно уже прочитал, а на то, чтобы разобраться со всякими нюансами, времени у командира будет предостаточно.
Столбов начал исполнять приказ незамедлительно. Кивком головы он предложил Рейнольдсу следовать за собой и они подошли к переборке с картинами.
– Фрегат «Слава», – заговорил Столбов, – тысяча семьсот… семьдесят второй год, русско-турецкая война. Здесь он по туркам стреляет. Еще фрегат «Слава», тысяча семьсот девяностый год. Стреляет по шведам. Эскадренный броненосец «Слава». Тысяча девятьсот семнадцатый год. Стреляет по немцам. Легкий крейсер «Слава». Тысяча девятьсот сорок второй год. Тоже по немцам, по немецким самолетам…
Услышав такие подробности из родословной, Рейнольдс невольно оглянулся на Мертена. Но тот по-прежнему сидел за столом, спиной к лейтенантам, и о чем-то вполголоса переговаривался с Шестаковым.
– Ракетный крейсер «Слава», – продолжал Столбов. – Тысяча девятьсот восемьдесят девятый год.
– Ни в кого не стреляет? – спросил Рейнольдс.
– Нет, но тогда на нем прошла важная встреча русского и американского президентов. Если честно, я не помню, что именно от этого изменилось.
Рейнольдс кивнул – понятное дело, мы все же не историки.
– Арсенальный крейсер «Слава». Две тысячи двадцать седьмой год. Индийский океан.
На этом моменте Столбов немного замялся, и Рейнольдс сказал:
– Да. Об этом я немного читал.
Некоторое время оба они молчали. Рейнольдс оглядел ряд картин еще раз, и подумал, что по этой галерее можно изучать историю. Историю техники – так уж точно. Парусники, со своим особенным, парусным очарованием. Неповоротливый броненосец; может, и неповоротливый, но, судя по картине, дрался он отчаянно. Ракетный крейсер двадцатого века, с громоздкими пусковыми контейнерами и наивными, неуклюжими сетями радаров над мачтами. Арсенальный крейсер смотрелся на этом фоне резким контрастом: корабль с абсолютно гладкой палубой, без надстроек, половину корпуса застилало облако дыма, из которого волнами вылетали зенитные ракеты. Если бы техника олицетворяла человеческие эмоции, то этот корабль стал бы воплощением бешеной, нерассуждающей ненависти. Рейнольдс знал, какой именно исторический момент запечатлен на картине. Говорить об этом с русскими смысла действительно не было.
Дальше тема галереи резко менялась.
– Исследовательский корабль, – названия Столбов уже не сообщал. – Облет Оберона.
Картина действительно впечатляла, хотя Рейнольдсу показалось, что художник сделал излишний акцент на кольцах Урана – в жизни они менее яркие, да и ракурс немножко неправилен, если действительно смотреть откуда-то из окрестностей Оберона. «Слава» выглядела очень типично для той эпохи: к топливному баку приделали все остальное, а сзади – гипертрофированные гондолы двигателей. Но все равно это было красиво. Любой космический корабль по-своему красив.
– Ну и вот, – Столбов улыбнулся и указал на последнюю картину.
Тяжелый крейсер «Слава» на полной тяге уходил с околоземной орбиты. Здесь он был изображен в ударном варианте – на «спине» были четко различимы люки ракетных контейнеров. Видимо, автор картины хотел показать корабль в самой грозной его ипостаси. И его кто-то очень хорошо консультировал. Рейнольдс, по крайней мере, не нашел ни одной технической ошибки.
– Вот и все.
Рейнольдс только головой покачал:
– Сразу я это не запомню, сэр.
– Библиотека к вашим услугам, – Столбов улыбнулся еще раз. – Так… Вон там дверь в спортзал. Геморрой в космосе – не наш выбор. Пойдем дальше?
И они вышли из кают-компании.
Как только за ними закрылась дверь, Шестаков и Мертен откинулись на спинки кресел и посмотрели друг на друга.
– Будет толк, – сказал Мертен. – Наверное.
– Думаешь?
– Нормальный парень. Хоть и американец.
Шестаков только ухмыльнулся.
– Возможно, возможно.
– Мы оба начинали на корветах, а его сразу назначили на крейсер. Не знаю почему…
– Генерал-лейтенант Дэвид Рейнольдс, – Шестаков произнес это медленно, четко выговаривая каждое слово.
– Вот как? – светлые глаза Мертена чуть сощурились.
– Полной уверенности у меня, конечно, нет, – ответил Шестаков, закуривая новую сигарету.
– Ты раньше ничего не говорил. Этого нам еще не хватало…
– А ты не спрашивал. Да ладно, не такая уж это проблема. По крайней мере, он не станет вести себя как полное говно ради карьеры – если ему ее и так обеспечивают. А уж если станет совсем плохо, мы и втроем управимся. Не впервой. Задание нам сейчас дают не самое сложное, вот и посмотрим, что он такое.
– Тоже верно, конечно.
– Кроме того, это может означать определенные плюсы, знаешь ли. Для корабля.
Мертен состроил трагическое лицо и низко опустил голову:
– Вы правы, герр майор. Вы как всегда правы. А я, как всегда ошибся. Прикажите меня расстрелять, герр майор…
– Отличная мысль, Фриц. После патруля напомнишь, ладно?
Они рассмеялись.
– Галерея на него, похоже, произвела впечатление.
– Нет, не галерея. Не сама галерея.
– А что?
– Золоченые рамки.
– То есть.
– Ну… в широком смысле. У них к таким вещам тоже относятся очень бережно. «Традиции и технология», ну, ты знаешь.
Мертен кивнул.
– Но… знаешь ли… Чем ярче твое настоящее, не говоря уже о будущем, тем меньше нужды вставлять прошлое в золотые рамки. По рамкам мы их все же опережаем. Не думаешь?
Мертен нахмурился:
– Вообще, командир, это небесспорно.
– Ну, может быть. Это так, размышления на ходу. Ну ладно.
Они вышли из кают-компании и пошли по каютам. У обоих были мелкие, но неотложные дела.

* * *

Второй лейтенант Рейнольдс возвращался в свою каюту. Столбов действительно показал ему весь корабль, хотя большой необходимости в этом не было – Рейнольдс, в общем, знал, как устроены эти вещи и в космосе был не новичок, отлетал в Академии сколько положено. Да к тому же и показывать было особо нечего. По сравнению с оборудованием человеку на космическом корабле отводилось не слишком много места, хотя и тесно не было.
Настроение у Рейнольдса было превосходным. Превосходный корабль и, судя по всему, такие же люди. Конечно, сегодня он уже никуда не сойдет. И вообще, будет выходить из своей каюты только, чтобы поесть в хорошей компании. Управление этой штукой нужно освоить на «отлично», и побыстрее. Это не может быть очень сложно, в конце концов, компьютерные интерфейсы везде почти стандартные.
Через десять дней «Слава» уходит в патруль. Он еще не знал, куда. Прямо сейчас половину корабля – его док – занимала гулкая пустота. Но скоро крейсер выйдет на орбиту, и там в док встанет огромный рабочий модуль. После этого «Слава» отяжелеет настолько, что уже не сможет садиться на планеты. Но только это сделает ее настоящим кораблем. Каким? Возможно, ударным. Или разведывательным. Или даже десантным. А может быть, космической лабораторией. Господи, да каким угодно, вплоть до танкера, если такое действительно понадобится.
И тогда он заступит на вахту. Он станет командиром огромной армии, которая будет собирать колоссальное количество информации о корабле и о том, что происходит вокруг. У этой армии есть штаб, который в доли секунды получит эти сведения, отберет то, что действительно важно и сообщит ему. Тогда он будет отдавать приказы – и, конечно же, будет это делать спокойно и уверенно, как и подобает командующему. А чтобы такое получилось, нужно всерьез поработать, это уж точно.
Рейнольдс остановился и усмехнулся: по потолку коридора над ним, полязгивая лапками, пробежали два стальных паучка-рембота; они тащили на себе какой-то серебристый блок. Навстречу им промчалась точно такая же пара, с другим блоком. Видимо, надо было что-то заменить. Даже бортинженер, этот немец Мертен, не смог бы сказать, чем именно они занимаются. Впрочем, наверное он даже не знал о самом факте того, что корабль решил устроить себе небольшой ремонт.
А в свободное время действительно можно выучить кириллицу. Впрочем, к чему тут мелочиться? Может, просто взять и выучить русский язык? Говорят, что он сложный, но, во-первых, в библиотеке обязаны быть все мыслимые лингвистические курсы, во-вторых, времени будет, хоть отбавляй, а в-третьих, тут есть с кем практиковаться.
Конечно, для службы это абсолютно не нужно. Но наступит день, когда Рейнольдс уйдет со «Славы». На какую-нибудь другую должность, сейчас неважно, какую. А его умение говорить по-русски останется с ним.
Что-то вроде сувенира на память.