Итак, ситуация у Мейверика более чем сложная. Его самолет разбился. Погиб лучший друг. Роман, который уже потихоньку начал перерастать во что-то более серьезное (ну, или Мейверику так казалось) накрывается медным тазом -- если кто не помнит, подруга просто переезжает на новое место, а романы в письмах у морских авиаторов совершенно не котируются.
Ну и возникают абсолютно интернациональные вопросы: "кто виноват?" и "что делать?".
Ответы на них Мейверик дает самые сокрушительные, самые сложные для исполнения.
Во-первых, катапультирование -- оно само по себе довольно травмирующий процесс. И физически, и психологически. Даже если кресло современное, все может пойти не слишком хорошо. Я уж не говорю про старые устройства, годов этак пятидесятых-шестидесятых, к которым летчики прибегали лишь в самых крайних случаях -- катапультирование было жестом отчаяния. Тогдашние кресла назывались "баллистическими": грубо говоря, у тебя под жопой происходит взрыв порохового заряда, а дальше уж как повезет. Это сейчас микропроцессор командует кучей устройств, срабатывающих в строго заданной последовательности: правильно зафиксировать твою тушку, сбросить фонарь, аккуратно вынести кресло из кабины по правильной траектории (в зависимости от того, как падал самолет), стабилизировав его при этом, чтоб не кувыркалось, раскрыть парашют на правильной высоте, чтоб было чем дышать (на первых американских креслах парашют надо было раскрывать вручную -- очень мило, если учесть что летчик может быть ранен или на грани потери сознания). Ну и так далее, что-то я заговорился.
Итак, даже сейчас катапультирование даром не проходит. Валерий Меницкий, царствие ему небесное, в деталях описывал, как организм реагирует на такую встряску. По-хорошему, летчика надо бы отстранить от полетов на некоторое время, чтоб дать этому самому организму восстановиться. Но это уже входит в конфликт со сценарием фильма, поэтому Мейверика отправляют в воздух немедленно.
И вот тут начинается. Как мы помним, Мейверик начинает проигрывать учебные бои. Показан только один разговор то ли с его напарником, то ли с оператором, но можно предположить, что бои он проигрывает пачками, серийно, напрочь перестав использовать хорошие возможности для атак. А почему?
Можно предположить самый банальный вариант -- страх полета на почве стресса. У летчиков он тоже бывает, просто проявляется в гораздо более хитрых и завуалированных формах, чем, скажем, у среднего пассажира, у которого в салоне зуб начнет попадать на зуб только после усасывания в одну глотку не менее, чем полубутылки коньяку.
Интереснее думать, что Мейверик не начал избегать рискованных решений, которые раньше принимал не задумываясь. Просто он напрочь перестал доверять своему напарнику. Уж слишком жестокий урок получил -- каким идиотом этот напарник может оказаться. При таком раскладе цепь поражений неизбежна: любая, даже самая примитивная тактическая доктрина строится на том, что истребители работают в паре. Разрыв пары с попыткой все сделать самому -- верный проигрыш. Очень может быть, что именно это у него и пошло. Это ответ на вопрос "что делать?" -- то же самое, но не полагаться ни на кого. Ответ, ясное дело совершенно губительный.
Но можно копнуть и еще глубже. "Кто виноват?". Айсмен? Нет, что вы.
Речь идет о том же психологическом лидерстве в группе. Не тактическом (напомним, в десятый раз, что, в зависимости от конкретной ситуации истребители в паре пасуют друг другу роль ведущего, как мячик). Именно психологическом.
После нескольких групповых боев и разговоров и с Айсменом, и с обоими инструкторами, Мейверик, наконец, узнает себе цену. В этой паре психологический лидер как раз он, нравится ему это или нет. И его задача, как лидера, сделать так, чтобы даже из такого закомплексованного дурачка, как Айсмен (да-да, именно в таких выражениях, и Мейверик пилит себя за то, что не понял это чуть раньше) при работе в паре вышел бы хоть какой-нибудь толк. В конце концов, Айсмен -- отличный летчик, этого не отнять.
Конкретно в том случае Мейверику надо было немедленно прервать атаку и заняться чем-то еще. Возможно, бой был бы проигран, но по крайней мере, до катастрофы бы не дошло. Этакое военно-воздушное применение дорожного "правила трех Д".
Если коротко, Айсмен оказался не готов отдать роль лидера, а Мейверик -- не готов ее взять. И сильно не готов. в последующих полетах желание "взять командование" трансформировалось в пагубное стремление "сделать все самому". Ну, провал, конечно.
Но вы все, дорогие друзья, вероятно ждете разбор финального боя, где-то над Средиземным морем, там, где ракеты летают уже по-настоящему. И вот здесь, как ни странно, сказать можно очень немного. Дело в том, что здесь реализм полностью отошел на второй план, уступив свое место всевозможным сценарным необходимостям.
Здесь, слегка отвлекшись от темы, я хотел бы сказать, что сценаристов за это строго судить нельзя. Вот здесь реализм жесточайшим образом конфликтует с твоими творческими намерениями. То есть, одно из двух: либо ты делаешь все реалистично, либо все же пытаешься донести до аудитории ту мысль, которую хотел бы донести (и есть масса других причин, по которым тебе это может не удаться).
Кратко происшедшее можно описать так:
1. Корабль связи "Лэйтон" (читай, радиоразведчик) потерял ход и отдрейфовал в чужие территориальные воды.
2. Присутствие F-14 необходимо, чтобы предотвратить вражеские пуски ракет "Экзосет" в исполнении "воздух-корабль".
3. Но при этом стрелять первым запрещено.
4. В воздух поднимается пара F-14, их наводят на пару вражеских самолетов, которые тоже там шарятся.
5. ВНЕЗАПНО вражеских самолетов оказывается не два, а пять и они тут же, не церемонясь, сбивают один F-14.
6. На помощь одиночке, оставшемуся против пяти, поднимается еще один F-14, который должен достигнуть места боя через десять минут.
7. Что он и делает. Дожидаясь его (и дождавшись), первый F-14 бодро уклоняется от ракет, получает пару пушечных очередей и бодро летает на одном двигателе (да-да, именно F-14 и именно что в маневренном бою).
8. Потом второй F-14 внезапно выходит из боя.
9. Первый F-14 продолжает жестоко страдать, но тут второй вновь вступает в бой.
10. Ну, а потом они вдвоем лихо раскидывают всех пятерых (двое, кажется, успели слинять). Красота.
Практически каждый пункт этого списка можно подвергнуть абсолютно уничтожающей критике с точки зрения реализма. Мы этого делать не станем; нас интересует другое.
Именно в этом бою окончательно завершилось распределение ролей. Слезы Мейверика перед взлетом и нехороший момент с пролетом через шлейф вражеского МиГа смущать нас не должны. (Кстати сказать, вот в этой ситуации попытка выйти из боя почти равнозначна попытке человека бежать от нападающей собаки. Или пехотинцу от кавалериста. То есть, почти без вариантов плохо кончится; stand and fight, мать твою).
Итак, маневры мы не анализируем, но вот что интересно. Практически всю дорогу Айсмен находится в строго оборонительной позиции, а Мейверик мочит тех, кто пытается атаковать Айсмена. Натуральные танк и дамагер. По ходу дела ракетами в Айсмена не попадают, но зато всаживают две полновесные пушечные очереди -- а ему ничего (подумаешь, один двигатель накрылся). Цементбомбер какой-то, ей-богу.
Но речь о том, что в этом бою и Мейверик, и Айсмен разом исправили все ошибки, сделанные ранее. С подачи Мейверика, разумеется -- ибо он здесь главный. К своим mad skillz Мейверик добавил еще одно: способность быть идеальным напарником. Ну, а Айсмен просто стал лучше понимать, что почем в жизни.
Собственно, Мейверик не просто улучшил свои mad skillz. Судя по тому, что он попросился в Top Gun инструктором, он понял что-то очень важное о человеческих отношениях вообще. Возможно, применительное не только к работе пары истребителей в маневренном бою. Настолько важное, что даже словами не выразить.
А как у нас называется большое понимание, для которого не придуманы слова? Правильно, дзен.
Вот так и бывает: взлетел обычным пилотом палубного истребителя, а вернулся мастером дзен. Ну, или не совсем мастером, но правильной дорожкой идет.
Вот теперь вроде все.
Journal information