Теперь добрались и до кофе. Он у меня в пакетиках. Три в одном. Горе мне.
Что касается откачки Золотистой Жидкости из лёгких. Из ненаписанного письма: 'Дорогая В. А.! Ваше врачебное мастерство сравнимо лишь с Вашим умением портить людям настроение...'. В общем, завтра опять будут качать.
С дедом было плохо. Мы думали — уж все. Вызывали священника, причащали. Но теперь ему вроде чуть получше. Правда, бредит, никого не узнает. Дети приезжают каждый день. Тяжело, наверное — ты ему 'Папочка, папочка!', и плачешь, а он тебе: 'Пошла отсюда к ебене матери!'.
— Г. В., надо таблеточки выпить.
— Не хочу!
— Скажите вы ему.
— Дед! А НУ ВЫПИЛ ТАБЛЕТКИ!
Выпил. Иногда бывает наоборот: слушает медсестру, а не меня. Потом просил затопить печку — холодно. Потом тоже просил у меня сигарету, но тут я его уже послал куда подальше. Курить в его состоянии вообще не сильно полезно. Да ещё в постели, да ещё в палате. Кстати, ещё и болтают, будто наши датчики дыма вполне могут сработать на одну сигарету.
Сегодня возили его на УЗИ. Привезли обратно и соображают, как перегрузить с каталки на койку (как с койки на каталку перегружали, я и рассказывать не стану, уж больно страшно). Встал я в позу капитана Фруэстра и гаркнул:
— Так! Койку поставить наискосок! Каталку закатить вон туда и составить их вместе! Теперь взять простыню за углы! Если не дергать, должна выдержать! И перекантовываем!
И перекантовали, причем я и пальцем не пошевелил, только распоряжался.
— И что бы мы без тебя делали?
— Пропали бы. Вы меня поэтому и не выписываете.
Смех смехом, но я постепенно получаю статус ветерана. Некоторые уже ужасаются, узнав, что я тут с октября.
Бухают у нас в отделении каждый день. Сегодня стоял на стрёме, дабы мои боевые товарищи могли незаметным образом вышвырнуть бутылки. Но сам не прикасаюсь. Возможно, зря.
Перечитываю 'Ревизора'.
Трэшачок идёт, но очень, очень медленно.
Вот сейчас пойду покурить и у меня стрельнут не меньше двух сигарет. Жопой чую.
Journal information